Он звонит ей, не часто, но, в принципе, регулярно. Как порядочный сын, он спешит проявить заботу. У нее васкулит — бич артерий и капилляров. Он звонит ей, как минимум, в понедельник, а также в среду и несколько раз в субботу. Говорит ей: "Привет, ма! Все ок, выхожу с работы. Да, немного устал. Кашель? Нет, тебе показалось… Новый год – у вас, как условились. Ма, не дави на жалость. Ма, в компьютерах нет радиации. Я не ослеп. Ну ма, ну что ты?.." В раздражении обрывает звонок – реально достали. Душит кашель — назло закуривает сигарету.
Почему, — он думает, — почему мне все детство лгали? Не ходи, говорили, за теми, кто посулит конфету. Я ходил — мне дали их целый кулек и нисколечко не убили. Даже бегал по дому в одном носке — и никто, ведь никто не умер. Засыпал с конфетою «Кара-Кум» за щекой и думал о Каракуме — и не подавился во сне. А когда в классе градусник раздавили, я не слег с тошнотой, надышавшись парами ртути. И гулял без шапки зимою назло простуде! А еще я переступал через Светку (выросла дура), наступал на люки (опять таки, без летальных исходов), недоеденный хлеб бросал и перекривлял уродов, нюхал лютики (не ослеп, конечно) и показывал на себе (после фильмов «Чужой» и «Нечто»). В этих россказнях взрослых всегда было мало толку, как во фразе «Не вытирайся чужим полотенцем». Да, еще был один кошмар — не наступить на иголку, потому что иголка по венам мгновенно дойдет до сердца.
Почему, — он думает, — большие люди так безобразно врали, а реальность ходила за нами тропой окольной. Говорили – укольчика не почувствуешь. Наебали. Весь 4-й «А» на пробе манту — даже старосте было больно. Как легко, — он думает, — заявить с серьезною миной: "Слушай, будь реалистом, сынок". И про Светку: не нашел в лесу леса. Как легко наступить разношенным тапком на кубики дочери или сына. И случайно сломать пирамидку, амбиции, раскидать по ковру сердечные интересы. "Не витай в облаках", – говорят за вечерним чаем, позволяя витать где угодно, лишь неба кроме. Как легко, — он думает, — мы им это прощаем.
Достает мобильный и набирает последний номер. Говорит ей: "Послушай, ма, извини – нервишки. Все нормально. Угу, в порядке. Ага, обедал. Переехали, кстати, снимаем «двушку» у вышки. Да, практически центр, пять минут — и Проспект Победы. Разговор завершается в пляшущем ритме скерцо. Он смешит ее, шутки остры, как скальпель…
А иголка, пройдя, наконец, аорту, дошла, наконец, до сердца. В тот же миг, как он наступил на трещину на асфальте. © mack_seem